Рассказ был написан на конкурс детективов форума «Преступление и наказание». Первая моя попытка написать детективную историю. Получился скорее не детектив, а триллер.
Ошибка инспектора
Дом лорда Бодиброка на первый взгляд, да и на второй, пожалуй, тоже, производил на редкость приятное впечатление. Длинное двухэтажное здание в традиционном викторианском стиле окружали английские газоны и цветники. От ажурных железных ворот в красной кирпичной ограде к входной двери шла асфальтовая дорога такой ширины, что на ней спокойно могли разъехаться два автомобиля. Вдоль дороги росли аккуратно подстриженные кусты, тоже производившие очень приятное впечатление. Впрочем, такое впечатление производило буквально все, что находилось за кирпичной оградой.
Стоявший возле сторожки полицейский при виде машины инспектора Лестрейда отдал честь, затем протянул руку и нажал кнопку на пульте. Ворота тихо и плавно отворились. Инспектор проехал по дорожке к входу, припарковался рядом с дверью между патрульной машиной и «скорой помощью». Затем он неторопливо вылез из машины, оглянулся вокруг, чувствуя себя не слишком уютно. Газоны, цветники, аккуратно постриженные кусты, - все это даже не говорило, а кричало о богатстве и гордом, исконно английском аристократизме. Инспектор вздохнул и повернулся к двери, высматривая кнопку звонка… или, может быть, более традиционный колокольчик… Но тут дверь медленно и торжественно распахнулась (инспектор мельком подумал о том, сколько надо тренироваться, чтобы научиться открывать дверь таким образом), и перед инспектором предстал высокий и худой мужчина с осанкой, которой позавидовал бы иной флотский адмирал, и с бесстрастным выражением на длинном узком лице. Этот человек ну никак не мог быть кем-то иным, кроме как дворецким…
– Инспектор Лейстрейд, я полагаю? – учтиво спросил мужчина.
– Да, - ответил инспектор, с трудом подавив желание рявкнуть во весь голос: «Так точно!!».
– Дженкинс, дворецкий. К Вашим услугам. Ваши коллеги ожидают вас в кабинете Его светлости, лорда Бодиброка. Я провожу, – с этими словами дворецкий мягко и плавно отстранился от двери. Инспектор вошел, коротко огляделся. Внутри обстановка производила столь же подавляющее впечатление, как газоны и клумбы вокруг дома.
– На второй этаж, инспектор – негромко сказал дворецкий и прошел (точнее даже не прошел, а прошествовал) к лестнице справа от входа. Инспектор посмотрел на его идеально ровную спину и с завистью подумал, что такую осанку (так же как манеру речи, умение носить ливрею, умение открывать двери медленно и торжественно) невозможно выработать никакими упражнениями, это результат долгой селекции, как короткая шерсть у боксера или длинная челюсть у питбуля. Сам инспектор в свои «слегка за тридцать» выглядел еще вполне пристойно, но последствия нервной полицейской работы уже наложили не самый лучший отпечаток на его фигуру, так что он с немалым огорчением предчувствовал, как будет выглядеть лет в сорок или пятьдесят.
– На втором этаже у нас жилые комнаты, библиотека, гостиная и кабинет Его светлости. На первом – обеденный зал, кухня, хозяйственные помещения, – объяснял дворецкий на ходу.
– А где живет прислуга? – удивленно спросил инспектор.
– Я же сказал, хозяйственные помещения внизу, – ледяным тоном отрезал Дженкинс. Инспектор хмыкнул и больше вопросов не задавал.
Перед кабинетом лорда стояли и переговаривались два констебля. Один из них был старый знакомец Лестрейда О’Райли – высокий и крепко сбитый ирландец. Молодую девушку рядом с ним инспектор видел впервые. О’Райли приветливо кивнул инспектору, а девушка вытянулась, приложила руку к козырьку и бодро отрапортовала:
– Констебль Джулия Харрис.
– Э-э-эм. Лестрейд. То есть инспектор Джон Лестрейд…
– Вольно, Харрис, - пробасил О’Райли, – это ж не генерал какой-нибудь. Проходите, инспектор, все уже там. И трупорез, и эксперты.
Действительно, в кабинете лорда вовсю хозяйничала команда криминалистов. Судебный медик Паркинс при виде инспектора осклабился и закричал:
– О, смотрите, ребята, Лестрейд пришел. Можно расслабиться. Хе-хе. Инспектор Лестрейд умом не блещет, зато у него бульдожья хватка.
Инспектор стиснул зубы. Эти шутки он слышал с самого первого дня работы в полиции, куда пошел по стопам отца и деда. Ну разве он виноват в том, что некий доктор Ватсон, помощник одного из этих многочисленных частных детективчиков, решил сделать рекламу своему напарнику за счет деда И пойди теперь объясни, что дед безукоризненно и честно служил закону, поймал множество воров и убийц, раскрыл столько дел, сколько и не снилось этому умнику Холмсу, получил множество наград и отличий. Пускай он не всегда проявлял должную сообразительность, но, положа руку на сердце, так ли уж важна для полицейского сообразительность. Этот самый Холмс больше всего любил запутанные дела, от которых получал экстаз не хуже, чем от наркотика (а ведь он еще и опиумом баловался, а дедушка даже по праздникам не позволял себе больше одной, ну, может, двух или трех кружек пива), да только ведь такие дела на практике встречаются очень и очень редко. Обычная полицейская работа куда проще, скучнее и банальнее. К тому же большинство преступлений совершается в состоянии аффекта, неожиданно как для жертвы, так и для преступника. Поэтому преступник заметает следы так неумело и глупо, что даже неопытный стажер может с легкостью его разоблачить. Надо тщательно собирать улики и допрашивать свидетелей, а не пиликать на скрипочке и курить трубку возле камина. Инспектору полиции нужны терпение и трудолюбие, а не логика и аналитические способности…
Инспектор мог много чего сказать относительно своего оклеветанного деда, но счел за лучшее промолчать, тем более что на шутку Паркинса никто из экспертов не отреагировал.
– Что у нас здесь? – недовольно спросил инспектор.
– У нас? Вечеринка по поводу открытия нового дела, после раскрытия которого великий инспектор Лестрейд затмит своей славой самого Шерлока Холмса!
И Паркинс громко и гнусно захихикал. Лестрейд снова сжал зубы и промолчал. Не дождавшись никакой реакции, Паркинс вздохнул и перешел на деловой тон:
– Итак, Его светлость лорд Бодиброк был убит в своем кабинете за своим письменным столом…
– Это я вижу, – перебил его инспектор. Действительно, не заметить труп в кресле перед столом мог бы только слепой. Инспектор подошел поближе и внимательно посмотрел на лицо покойного, на котором застыла гримаса гнева и отчаяния. На виске у трупа зияла жуткого вида рана.
– Кто обнаружил труп? – отрывисто спросил инспектор.
- Дворецкий, – ответил подошедший Паркинс.
- Время убийства?
– Время и причину смерти я напишу в отчете после вскрытия. А так, с ходу, часов десять назад, двенадцать-полпервого ночи. Причина смерти видна и так.
– Орудие убийства?
– Вот, - один из криминалистов протянул инспектору пластиковый пакет, в котором лежал спортивный кубок, испачканный с одной из сторон кровью.
– Спасибо. Отпечатки пальцев?
– На кубке все стерто, - немного виновато, как будто это он сам стер отпечатки, ответил криминалист, - на полке – тоже.
– На какой полке?
Криминалист молча ткнул пальцем в сторону книжных полок слева от стола. Инспектор повернулся и увидел, что на одной из полок вместо книг стоят несколько кубков и стоек с медалями.
– Это все лордовского сынка, - язвительно заметил Паркинс. – За успехи в учебе и спорте. Стандартный набор: теннис, регби, гребля. Как он при всем этом учиться успевает – не понимаю. Орудие убийства, кстати, за какие-то скачки. По-моему, с нашей системой образования пора что-то делать...
– Ну, положим, система образования – это не наша работа, - возразил инспектор. – Вы лучше скажите, кто нанес удар, мужчина или женщина?
– Ага, может, мне еще возраст назвать, а заодно рост, вес, объем груди и бедер? – саркастически воскликнул Паркинс, а потом махнул рукой. – А, впрочем, кое-что можно и сказать. Только сами понимаете, инспектор, это неофициально, окончательно все будет в отчете…
– Да, понимаю.
– Ну что ж, тогда слушайте. Удар был не слишком сильный. Такое ощущение, что ударивший хотел оглушить, но случайно попал в висок… Для такого удара много силы не надо, могла и женщина ударить. Да и потом – иная женщина посильнее мужчины будет.… Но, инспектор, учтите, это только предварительная оценка, даже не оценка, а так, ощущение, а ощущение к делу не подошьешь.
Инспектор кивнул и сказал:
– Все равно спасибо за помощь.
Паркинс осклабился.
– Рад помочь. Врачи должны помогать детективам. Да что там говорить, ведь даже сам великий Шерлок Холмс взял себе в помощники врача.
Лестрейд скрипнул зубами, но опять промолчал. Он уже было повернулся, чтобы покинуть кабинет, но тут его окликнул тот же самый криминалист, что показал ему кубок.
– Постойте, инспектор, я совсем забыл вам показать. Вот это было зажато в руке у покойного, - и криминалист протянул Лестрейду пакетик, в котором лежала черная перламутровая пуговица.
– Любопытно, очень любопытно, - пробормотал инспектор, – оторвал во время борьбы? Или, может, ему подсунули в руку?
– Ага, – сказал Паркинс, – а еще он мог случайно подобрать эту пуговицу на полу, и пока он ее рассматривал, убийца нанес удар. Или, допустим...
– Всякое может быть, – прервал его фантазии Лестрейд. – Ну что ж, если у вас – все, то я пойду организовывать допрос.
– Да вроде больше ничего интересного нет. Труп мы сейчас увезем. Улики тоже.
– А вот пуговицу я бы хотел оставить у себя, - обратился инспектор к криминалисту.
– Собираетесь припереть ей преступника к стенке? – вмешался Паркинс и снова захихикал.
Криминалист пожал плечами:
– Ладно, оставляйте, но только под Вашу ответственность. И постарайтесь вернуть как можно скорее.
– Хорошо.
Лестрейд вышел из кабинета и обратился к О’Райли:
– Криминалисты сейчас уедут, а я останусь проводить допросы. Надо только найти подходящее помещение.
– Об этом не беспокойтесь, сэр. Я поговорил с дворецким насчет комнаты. Он предложил гостиную на втором этаже.
– Отлично, О’Райли. Думаю, нам стоит сначала допросить слуг, а потом уже перейти к хозяевам..., - начал командовать Лестрейд, но тут вдруг увидел на веснушчатом лице О’Райли непривычное смущение.
- Что-нибудь не так, констебль?
– Понимаете, в чем дело, инспектор, – осторожно начал О’Райли, - у моей младшенькой сегодня день рождения. Вот я хотел прийти домой пораньше. Ну, подарки там, то да се. Дом опять же украсить... А тут ведь допоздна затянется... Ну, наверняка ведь... А мне домой... Подарки там, то да се... - и он окончательно смутился и виновато уставился в пол.
– Да, я понимаю, – медленно сказал инспектор. – Но я ведь не могу вести расследование один...
Простите, сэр, а как же я? – вмешалась в разговор констебль Харрис; ее голос дрожал от обиды, – я останусь с Вами.
- Вот, точно, – обрадовался О’Райли, – Джулия останется!
Инспектор с сомнением посмотрел на Харрис. Перспектива вести расследование на пару с молодой, неопытной девушкой его как-то не очень радовала. С О'Райли они уже вели не одно дело, и инспектор точно знал, что хотя О'Райли далеко не гений, но когда дело доходит до физического контакта со злоумышленниками, то на могучего ирландца вполне можно положиться. Само присутствие О'Райли, воплощавшего в своей внушительной фигуре всю мощь закона, нагоняло страх на виновных и внушало уверенность свидетелям. А вот затянутая в строгую форму фигура констебля Харрис никак не могла нагнать ни страха, ни уверенности и вызывала совсем иные эмоции.
- Я надеюсь, вы понимаете, констебль, что в этом доме скрывается опасный убийца.
- Понимаю, понимаю, – закивала Харрис, - но я, инспектор, умею драться. Я чемпион нашего участка по рукопашному бою... среди женщин, - чуть помедлив, с сожалением добавила она.
Лестрейд вздохнул и укоризненно посмотрел на О'Райли. Тот смущенно пожал плечами и сказал:
- Да что здесь такого? Джулия – хотя и молодая, зато отличный полицейский. И потом – вы же сегодня только на следствии будете. Допросы, обыски, то да се. А завтра – я приеду.
Лестрейд еще раз вздохнул.
- Ну, пожалуйста, инспектор, пожалуйста, я так хочу посмотреть, как работает следователь, – Харрис просительно заглянула в лицо Лестрейду, а тот вдруг, ни с того .ни с сего подумал, что у констебля Джулии Харрис удивительно красивые глаза... и лицо очень симпатичное... и все остальное. И ростом она почти что с Лестрейда, совсем не такая маленькая, как ему сначала показалось. И движения у нее гибкие и легкие, явно дружит со спортом...
- А потом, инспектор, – перебил его мысли О'Райли, - уж Джулия-то точно будет выслушивать все ваши размышления... А то вы мне все время рассказываете, что думаете, то да се, а я ничего не понимаю.
Инспектор Харррис при этих словах фыркнула и тут же закрыла лицо ладонью, только сквозь пальцы сияли ее смеющиеся глаза. И тут Лестрейд неожиданно даже для себя самого сказал:
- А, ладно, все равно за один день ничего не случится, правильно ведь?
-Ага, - радостно согласился О'Райли. Констебль Харрис закричала «ура!» и подпрыгнула. При этом под ее форменной блузкой произошло заметное шевеление, которое немедленно приковало к себе взгляды обоих мужчин. Увидев, куда они смотрят, констебль немедленно успокоилась, приняла официальный вид и строго сказала:
- Какие будут распоряжения, сэр?
- Э.. эээ..., - протянул инспектор. В голове крутились разные варианты распоряжений, но все они относились отнюдь не к работе. Хорошо еще, что на помощь вовремя пришел О'Райли:
- Значит, так. Я сейчас провожу экспертов. А ты, Джулия, найди дворецкого и вместе с ним собери слуг. Будешь присутствовать при допросах. Следи, чтобы инспектора никто не обидел. Я правильно командую, инспектор?
- Да, вполне, - пробормотал Лестрейд, пытаясь представить, как констебль Харрис будет спасать его от обидчиков.
***
Гостиная, куда дворецкий привел инспектора, оказалась обставлена столь же роскошно, как и весь остальной дом. Но Лестрейд уже начал немного привыкать к аристократическому способу обустройства жилища. Единственное, что его раздражало, так это то, что работать приходилось за низким журнальным столиком. Но тут Харрис, облюбовавшая кресло в углу, вызвалась стенографировать, что Лестрейд ей с удовольствием разрешил. Допрос обещал быть долгим, оказалось, что в доме служит десять человек, причем из них девятеро – женщины. В том числе и садовник, и шофер, профессии казалось бы, мужские, были заняты молодыми, довольно симпатичными дамами. Это наводило инспектора на нехорошие предчувствия, которые не замедлили оправдаться.
После окончания восьмого допроса Лестрейд мрачно посмотрел на констебля и раздраженно спросил:
- Кто там еще остался?
- Мисс Гудрайт, старшая горничная... И дворецкий Дженкинс.
- Гудрайт оставим на потом. А сейчас Дженкинса ко мне, срочно...
Последнее слово Лестрейд почти что выкрикнул, так что Харрис пулей вылетела из кресла и побежала исполнять команду. Инспектор глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул. Ему надо было успокоиться, а то ведь так не ровен час – можно кого-нибудь и покалечить.
Допрос служанок мало что прояснил в обстоятельствах дела. Все они в момент совершения убийства находились в своих отдельных комнатах, так что ни у одной из них не было алиби. Но проблема была даже и не в этом, а в совсем иных обстоятельствах, неожиданно открывшихся в ходе допросов.
Дворецкий вошел в комнату все с тем же высокомерным и холодным выражением на лице. Инспектор медленно приподнялся и прошипел сквозь зубы:
- Дженкинс, почему вы не сказали мне, что в этом доме к слугам применяются телесные наказания?
- Вы не спрашивали, инспектор, - с достоинством ответил дворецкий.
- Ха-ха, как смешно, просто Монти Пайтон какой-то. Я веду расследование смерти Вашего лорда, Дженкинс, и мне важны любые, вы слышите, любые факты!!
- Я хорошо слышу, инспектор, не надо так кричать.
- Вот что, Дженкинс, с вашим преступным молчанием, препятствующем следствию, мы еще разберемся. А сейчас мне интересно другое. Как я выяснил из допроса слуг, в этом доме существовало два вида наказания. Первый осуществлялся вами, в подвале, в пыточной камере...
- Это не пыточная камера, - возмущенно прервал инспектора Дженкинс, - это нижняя комната для наказаний.
- А мне без разницы! И не перебивайте меня. Так вот, у вас в доме есть еще одна пыточная… ладно, пусть будет комната для наказаний. И находится эта комната рядом с кабинетом лорда, я правильно понимаю?
- Ох уж эти болтушки, - тихо, как будто про себя, пробормотал дворецкий.
- Что вы там сказали, не расслышал?
- Ничего, инспектор. Я так понимаю, вы желаете осмотреть верхнюю комнату для наказаний?
- Феноменальная догадливость! - восхищенно воскликнул инспектор. - Да я хочу осмотреть эту комнату. И мои коллеги-криминалисты тоже захотели бы ее осмотреть, если бы они, конечно, были здесь. Но теперь уж я не буду вызывать их из Лондона. Мне придется самому осмотреть эту самую комнату. И если я пропущу какие-то следы, которые могли бы привести нас к преступнику, то в этом виноваты будете вы и только вы, Дженкинс. Понятно?
- Да, инспектор, вполне, - спокойно ответил дворецкий.
- Ну что же, тогда идемте.
В кабинете покойного лорда Дженкинс подошел к книжному шкафу и показал инспектору, за какую книгу надо потянуть, чтобы шкаф отъехал в сторону, открывая потайную комнату.
- Как в дешевом фильме ужасов, - с легким оттенком презрения заметил инспектор. Дворецкий сделал вид, что не услышал.
Потайная комната оказалась меньших размеров, чем инспектор ожидал, но место в ней использовалось продуманно и рационально. На правой стене и на стене напротив входа висели всевозможные орудия наказаний, начиная от небольших щеток для волос, заканчивая многохвостыми плетьми и тростями с изогнутыми ручками. В левой стене была выдолблена ниша с полкой, в которой висели на плечиках разнообразные костюмы. Под костюмами стоял ряд пластиковых голов с надетыми на них париками. Сбоку от ниши располагалась стойка из полок, на которых лежали какие-то предметы одежды. Посередине комнаты стоял некий предмет, похожий на гимнастического «козла», только вот инспектор никогда еще не видел «козла» с ременными петлями на ножках.
- Да-а-а-а, - протянул инспектор, не зная, что сказать. Он подошел к нише и внимательнее посмотрел на костюмы. В общем-то, все было так, как он примерно и ожидал. Халат медсестры, костюм школьницы, комбинезон из латекса, полицейская униформа...
-Я вижу, у лорда Бодиброка была богатая фантазия, - обратился инспектор к Дженкинсу. Дворецкий вновь никак не отреагировал.
- А вот это, интересно, что за платья? - задумчиво спросил Лестрейд. - Вроде бы самые обычные.
- Не совсем обычные, - вмешалась Харрис, - дороговаты для обычных. Да и старомодны. Такие платья обычно в фильмах носят. Леди всякие.
- Угу, угу, - пробормотал инспектор и обратился к дворецкому, - Больше ничего не хотите рассказать, Дженкинс?
- А что вы хотите узнать? - ответил вопросом на вопрос тот.
- Ну, для начала, кого из прислуги наказывали телесно в последнее время. Можете мне об этом рассказать?
- Конечно, инспектор. Я веду подробный журнал наказаний.
- И ваших, и тех, что проводил лорд? - уточнил инспектор.
- Да, конечно, и тех, и других, - ответил дворецкий, отводя взгляд немного в сторону, что показалось инспектору подозрительным, но настаивать он не стал.
- Я принесу этот список в гостиную, инспектор.
- Хорошо, Дженкинс. Принесите. Кстати, а у кого-нибудь еще, кроме вас, есть ключ от кабинета?
- Нет, сэр. Хорошо. Как только закроете дверь, отдайте, пожалуйста, ключ мне. Не думайте, что я вам не доверяю, Дженкинс, – Лестрейд криво улыбнулся, – но сами понимаете – такая у меня работа.
- Понимаю, инспектор. Каждый из нас выполняет свой долг!
- Ну… что-то в этом роде, - кивнул инспектор.
Они уже выходили из потайной комнаты, когда инспектор вдруг резко остановился, немного подумал, а потом решительно направился назад, к нише с платьями, сопровождаемый недоуменными взглядами Харрис и Дженкинса.
- Так, так, посмотрим, - бормотал инспектор, роясь в платьях. - Ага, вот оно!
С этими словами инспектор вытащил из кармана своего пиджака пакетик с пуговицей и поднес его к одному из платьев.
- Ой, дайте посмотреть, сэр! - тут же подбежала Харрис.
- По-моему, такие же? - с полувопросительной интонацией обратился к ней инспектор.
- Так точно, сэр, такие же! – радостно отрапортовала Харрис и восхищенно посмотрела на инспектора.
- Только вот что странно, - задумчиво произнес Лестрейд, встряхивая платье, - пуговицы все на месте. Посмотрите, констебль.
Харрис осмотрела платье и разочарованно сказала:
- Так точно, все на месте.
- Ну что ж, отрицательный результат – тоже результат, - со вздохом подытожил Лестрейд и они направились к выходу.
- Да, кстати, Дженкинс, - обратился инспектор на ходу, - мы сейчас сделаем перерыв. Будьте добры, организуйте нам чай… не знаю… пару тостов, мы, полицейские, люди неприхотливые.
- Да, инспектор, все будет сделано.
***
Дженкинс свое обещание сдержал. Через пять минут после того, как полицейские вернулись в гостиную, в комнату зашла младшая повариха Лили, держа в руках поднос, на котором стояли чай, бутерброды, печенье, вазочка с вареньем. Лили поставила поднос на столик:
– Угощайтесь, сэр, мэм, – и ее округлое лицо расплылось в улыбке.
– Спасибо, - поблагодарил инспектор, - быстро Вы обернулись.
– А в этом доме все делается быстро, сэр.
– Да уж, еще бы, - смущенно произнес инспектор, вспомнив, какими способами старый лорд и его дворецкий поддерживали дисциплину в своих владениях.
- Если что-нибудь еще будет нужно, сэр…
- Нет-нет, этого вполне достаточно, - поспешно сказал инспектор. - Можете идти.
- Хорошо, сэр.
Лили подхватила поднос и вышла из комнаты. Харрис взяла кружку и тост с сыром, после чего забралась в кресло и начала медленно потягивать напиток. Вид у нее при этом стал такой уютно-домашний, что инспектор просто не мог оторвать от нее глаз.
- Что-нибудь не так, сэр? – спросила Харрис совершенно невинным тоном.
- Нет, нет, все нормально, - чтобы скрыть смущение, инспектор перешел на деловой тон. – Что вы думаете о нашем деле, констебль?
- Не знаю, сэр. Очень все странно. Телесные наказания – в наши дни… А ведь лорд Бодиброк слыл гуманистом.
– Серьезно?
- Да. Я читала его статьи насчет положения в тюрьмах. Он предлагал программу по улучшению условий содержания заключенных… Да и еще что-то... Ах да, еще он принимал участие в компании по искоренению насилия в семье.
- Вот даже как, - пробормотал Лестрейд удивленно. Констебль Харрис открылась ему с совершенно неожиданной стороны. Инспектор редко читал газеты и совершенно не интересовался политикой и политиками. Он впервые услышал о лорде Бодиброке только сегодня утром, когда его вызвали для участия в расследовании.
- Никак не ожидала, что лорд Бодиброк окажется таким, ну таким…, - Харрис покрутила в воздухе пальцами, подыскивая нужное слово.
- В этом и состоит один из самых больших недостатков в работе полицейского, - задумчиво произнес инспектор. – Узнаешь о людях много такого, чего тебе совсем не хотелось бы узнать…
Размышления инспектора прервал стук в дверь.
- Войдите, - крикнул инспектор. Дверь открылась, и в комнату вошел Дженкинс. В руках он держал толстую амбарную книгу.
- Что это? – мрачно поинтересовался Лестрейд.
- В эту книгу записываются все наказания, наложенные на слуг, инспектор, - торжественно провозгласил дворецкий и положил тяжелую книгу на столик.
- Ну что ж, посмотрим-посмотрим.
Инспектор открыл книгу на месте, отмеченном закладкой. Провел пальцами по строчкам.
- Позвольте, я объясню, - пришел ему на помощь Дженкинс. - Все очень просто. Первая графа – дата, затем - фамилия наказанной, инструмент наказания и количество ударов. В последней графе указывается, кто производил наказание, я или лорд Бодиброк.
- Я вижу, наказания в этом доме производятся не слишком часто.
- Да, лорд Бодиброк всегда был очень мягок со слугами, - в голосе Дженкинса инспектору почудилось легкое неодобрение.
- А вы, Дженкинс, хотели бы, чтобы он был строже? – прямо спросил его Лестрйд.
– Вам, как представителю власти, должна быть понятна вся важность дисциплины. Применение телесных наказаний – древняя традиция дома Бодиброков. Именно благодаря ей удавалось поддерживать дисциплину в доме на протяжении многих поколений.
- Угу, угу, древняя традиция, понятно, - рассеянно проговорил инспектор. – Посмотрите-ка сюда, Дженкинс. Вот эта последняя строчка…
Дженкинс наклонился над книгой:
- Это позавчерашнее наказание. Наказана мисс Гудрайт. Три дюжины тростью. Наказание проводилось мною.
- Угу, угу, а по какой причине?
- Ссора с мисс Парвати, личным секретарем лорда...
- Насколько я знаю, понятие «ссора» подразумевает двух участников, но наказана почему-то только мисс Гудрайт.
- Позвольте, я объясню Вам, инспектор. Мисс Парвати не относится к обслуге дома. Поэтому ее наказания никогда не регистрировались...
- А ее тоже телесно наказывали? – перебил Дженкинса инспектор. Дворецкий немного замялся:
- Лично я - нет. Она работает… работала только с лордом.
- Понятно, - буркнул инспектор. - Так что Вы еще хотели сказать?
- Понимаете, в чем дело. Мисс Парвати происходит из семьи индийских иммигрантов. Когда она появилась у нас в доме, это обстоятельство вызвало среди слуг определенное... эээ... непонимание. Над ней начали… ну, скажем так, насмехаться. Не открыто, конечно, тайком, но ведь нет ничего тайного, что не стало бы явным, сэр. Лорду Бодиброку было очень неприятно, что в его доме слуги позволяют себе... скажем так, высказывания шовинистического толка. Его Светлость, как Вы, наверное, знаете, был человеком толерантным, истинным гуманистом и просветителем. Поэтому он приказал строго наказывать слуг в случае, если за ними будут замечены какие-либо неподобающие выпады в адрес мисс Парвати.
- И мисс Гудрайт позавчера....
- Да, инспектор, Вы правильно догадались. Мисс Гудрайт выкрикнула в адрес мисс Парвати несколько ругательств, среди которых содержались оскорбительные намеки на ее происхождение. Так что Его Светлость был вынужден должным образом наказать мисс Гудрайт.
- Да уж, действительно гуманист, ничего не скажешь, - тихо сказал инспектор. - А почему лорд сам, собственноручно не наказал мисс Гудрайт?
- Видите ли, в чем дело, инспектор, как я уже говорил, Его Светлость был очень добрым человеком. Я понимаю ваш скепсис, инспектор, но это действительно так. И когда дело доходило до наказаний, он не всегда был способен применить должную суровость.
- Угу, а Вы, очевидно, были способны?
- Да, сэр. В данном случае требовалась именно суровость. Мисс Гудрайт нарушила прямое указание Его Светлости. Такой проступок заслуживает гораздо более тяжелого наказания, чем три дюжины ударов тростью. Я предлагал шесть дюжин с предварительной обработкой ремнем, и Ее Светлость поддержала мое предложение, но Его Светлость проявил столь свойственную ему мягкосердечность...
- А что, - перебил его инспектор, - Леди Бодиброк тоже, как вы это выражаетесь, толерантная гуманистка?
- Безусловно, да, - ответил Дженкинс, но инспектор заметил, что при упоминании о толерантности леди Бодиброк по его лицу пробежала легкая тень.
- Что ж, Дженкинс, благодаря вам я за сегодняшний день узнал много нового о гуманизме. Но будьте добры, ответь-ка мне на такой вопрос. Почему мисс Гудрайт высказалась в адрес мисс Парвати, хотя знала, что это запрещено?
Дженкинс развел руками и сокрушенно произнес:
- Женщины... непредсказуемые существа.
При этих словах Харрис возмущенно фыркнула, а инспектор подошел поближе к Дженкинсу и, глядя ему прямо в глаза, сказал с угрозой в голосе:
- Знаете что, Дженкинс, мне почему-то кажется, что Вы не хотите сотрудничать со следствием.
Дворецкий ответил ему взором, исполненным оскорбленной невинности. Инспектор понял, что ничего путного от него не добьется.
- Ладно, Дженкинс, идите. И пригласите к нам мисс Гудрайт. Думаю, пора с ней поговорить.
- Слушаюсь, инспектор.
Мисс Гудрайт оказалась высокой худощавой дамой лет примерно сорока. Лицо строгое и немного брюзгливое, никакой косметики, волосы затянуты в плотный пучок – типичная старшая горничная, хоть сейчас на съемки фильма о викторианских временах.
- Прошу Вас, присаживайтесь, - сказал инспектор.
Мисс Гудрайт осторожно присела на краешек стула и чопорно распрямила спину. Инспектор мельком подумал, насколько она страдает от последствий полученного два дня назад наказания.
- Итак, мисс Гудрайт, я хотел бы узнать, давно ли вы работаете в этом доме?
- Больше двадцати лет, инспектор. Я устроилась на работу еще совсем молодой.
- Понятно. И что, уже тогда в этом доме применялись телесные наказания для слуг?
- Да, инспектор. Это давняя традиция дома Бодиброков. Традиция, которая жива и по сей день.
- Гм, - инспектор замялся, не зная, как перейти к сути разговора. Понявшая причину его смущения мисс Гудрайт слегка улыбнулась и скзала:
- Да, я знаю, это несколько шокирует. В наш век – порка прислуги. Но, поверьте мне, инспектор, это очень хороший и эффективный способ поддерживать дисциплину в доме. Конечно, этот способ должен применяться умеренно и осторожно, чтобы не нанести увечий. Но несколько ударов ремнем или тростью никак не могут покалечить. Также очень важно, чтобы наказания назначались справедливо, а, смею Вас уверить, лорд Бодиброк всегда был человеком безукоризненно справедливым.
- Хотите сказать, что то наказание, которому Вас подвергли два дня назад, тоже было справедливым? - как бы невзначай поинтересовался инспектор.
Мисс Гудрайт вздрогнула и поморщилась, но потом взяла себя в руки и твердо заявила:
- Да, сэр, это было справедливое наказание. Я нарушила прямой приказ Его Светлости – и была за это наказана.
- А скажите мне, мисс, почему Вы нарушили приказ его Светлости?
- А..., - вопрос явно застал мисс Гудрайт врасплох, - не помню, сэр, да. Не помню. Наверное, какая-нибудь мелочь, да, наверное, у меня было плохое настроение, я сорвала злость на мисс Парвати... Да, наверное, так.
- Однако, короткая у Вас память, мисс Гудрайт, - недовольно заметил инспектор.
Старшая горничная смиренно развела руками, всем видом демонстрируя: «Какая уж есть инспектор, какая уж есть».
- Ну что ж, тогда расскажите мне о другом. Что Вы делали вчера вечером, ну или даже скорее ночью, где-то между одиннадцатью и часом?
- Я пришла к себе в комнату около десяти, почитала перед сном, потом легла в постель, - медленно и как-то неохотно начала мисс Гудрайт.
- Что-нибудь произошло в это время? - задал наводящий вопрос инспектор.
- Ну, я не знаю, насколько это важно, инспектор...
- В расследовании убийства нет мелочей, мисс Гудрайт. Прошу вас, рассказывайте все.
- Ну, где-то около полуночи.... Я никак не могла заснуть, инспектор. Чувствовала себя неважно... Да... Ворочалась.... И тут услышала тихий стук в дверь. Даже не стук, а что-то вроде шороха. Я вышла в коридор... Оглянулась – и увидела, что кто-то поворачивает за угол. Я пошла за этой фигурой.
- Зачем?
- Я подумала, что кто-то из слуг балуется. Издевается надо мной. Хотела догнать эту мерзавку и узнать, кто она.
- И что потом? - инспектор напряженно следил за рассказом, наклонившись в сторону мисс Гудрайт.
- Я завернула за угол, сэр... Этот коридор... он ведет к холлу. Я оглянулась, посмотрела наверх – и увидела на лестнице Ее Светлость.
- Вы уверены, что это была она?
- Ну, было довольно темно, сэр, но рядом с ней, на стене, была лампа. Я узнала ее волосы... и главное – ее платье. Черное платье...
- Черное?! Именно черное?! - возбужденно вскрикнул инспектор.
- Да, сэр. Именно оно.
- Так, так, очень интересно, очень интересно... Еще что-нибудь заметили?
- Нет, сэр, это все.
- Вы не пошли за ней?
- Нет, сэр. Я не хотела вступать с ней в разговор...
- Гм, интересно. Вы ведь не очень ладите?
- Почему вы так решили, сэр?
- Я слышал, что позавчера она настаивала на том, чтобы вам увеличили наказание.
- Это ее право, сэр. Она – хозяйка в этом доме и она следит за дисциплиной.
Инспектор вздохнул:
- Ладно, пусть будет так. Вот что, скажите-ка мне, у кого есть ключи от гардеробной комнаты Ее Светлости и где эта самая комната находится?
- Комната – рядом с покоями Ее Светлости. Ключи есть у Дженкинса, у Ее Светлости, конечно, ну, и у Гленн.
- Гленн Дженкинс?
- Да, сэр. Она работает горничной и одновременно личной служанкой Ее Светлости.
- Очень любопытно, очень. Почему-то она не упомянула об этом во время нашей беседы.
- Наверное, забыла, сэр.
- Ох, что-то я замечаю, что в этом доме все страдают чрезмерной забывчивостью... Впрочем, неважно. Констебль Харрис! - неожиданно громко и бодро гаркнул инспектор.
- Да, сэр! - Харрис вскочила с кресла и вытянулась в струнку.
- Вот что, Харрис. Вы и мисс Гудрайт сейчас подойдете к Дженкинсу и возьмете у него ключи от гардеробной леди Бодиброк. Потом вдвоем, ну или даже втроем обследуете гардеробную. Догадываетесь, что вам нужно найти?
- Черное платье с перламутровыми пуговицами, сэр! - отрапортовала Харрис.
- Отлично. Вижу, О'Райли не зря вас рекомендовал. Выполняйте команду. А я пока что побеседую с мисс Парвати.
- В одиночку, сэр?
- Да уж, придется рискнуть. Ну, я думаю, ничего страшного не произойдет.
***
Если бы инспектору заранее не сказали, что мисс Парвати происходит из семьи индийских иммигрантов, то он сам об этом вряд ли догадался. Ну да, немного смуглее, чем полагается англичанке, скулы немного повыше, но в наши времена смешения рас и национальностей этим никого не удивишь. Говорила мисс Парвати совершенно без акцента, носила стандартный офисный костюм: блузка, пиджак и юбка ниже колен. На лице минимум косметики, в ушах маленькие золотые сережки, волосы аккуратно уложены. В общем, образец строгой и целеустремленной офисной служащей.
- Скажите, мисс Парвати, как давно Вы служите у лорда Бодиброка?
- Четыре года.
- Ум-гм, а как Вы попали к нему на службу?
- Я закончила секретарские курсы и некоторое время не могла найти работу. Человеку с моим происхождением вообще нелегко найти работу, тем более секретарем. Одна моя знакомая, тоже из семьи имигрантов, она была немного знакома с лордом Бодиброком. Вы, наверное, знаете, сэр, что лорд всегда выступал за ассимиляцию иммигрантов в обществе. Когда он узнал, что я не могу найти работу из-за моего происхождения, он очень возмутился и немедленно предложил мне работу личным секретарем.
- М-да, я уже понял, что лорд был истинным гуманистом.
- Да, сэр, для меня было большей честью возможность работать с таким великим человеком, - гордо сказала мисс Парвати.
- И Вас не смущало то обстоятельство, что этот великий гуманист, - последнее слово инспектор произнес с нескрываемой иронией, - применял к своим слугам телесные наказания?
Мисс Парвати вздохнула:
- Да, сэр, меня это сильно смущало. Но, знаете ли, это ведь английская традиция… Лорд Бодиброк был очень консервативен… И он никогда никого не принуждал, все слуги добровольно соглашались…
- Понятно, - сухо сказал инспектор. – Скажите, мисс Парвати, а к Вам Его Светлость применял телесные наказания?
Мисс Парвати отвела взгляд в сторону и покраснела, потом чуть слышно промолвила:
- Да… Я узнала про… наказания, когда приехала в этот дом. Конечно, мне это не понравилось, но что я могла сделать? А потом… через какое-то время… лорд предложил мне увеличить зарплату в обмен на применение телесных наказаний…
- И вы согласились?
- Понимаете, инспектор, мой отец – человек строгих нравов, и нельзя сказать, что я была совсем уж незнакома с такой… практикой. А потом, мне казалось, что это не совсем справедливо – то, что слуг наказывают, а меня нет…
- Ну да, ну да, плюс еще повышение зарплаты.
- Да, сэр.
- Я прошу прощения за… гм, несколько интимный вопрос, но была ли у Вас с лордом Бодиброком э-м-м… сексуальная связь?
- Нет! Никогда! – резко и гневно выкрикнула мисс Парвати. – Лорд Бодиброк был настоящий джентльмен. И даже во время наказаний проявлял себя как истинный джентльмен. И никогда с его стороны не было попыток…
Лестрейду очень хотелось спросить, как проявляет себя истинный джентльмен, когда хлещет ремнем по ягодицам смуглую полуголую красотку, но сдержался.
- Скажите, мисс Парвати, - перевел тему разговора инспектор, - что Вы делали вчера с десяти вечера до часа ночи?
- Я? А что такого? А, вы в этом смысле… Я была у себя в комнате. Смотрела телевизор. Потом легла спать. Свидетелей, как Вы понимаете, у меня нет.
- Ничего подозрительного в коридоре не слышали? Ну, каких-нибудь подозрительных звуков…
- Нет, ничего.
- Понятно, - инспектор открыл было рот для следующего вопроса, но его прервал стук в дверь, затем дверь распахнулась и в гостиную вошла, даже не вошла, а влетела констебль Харрис. Ее лицо сияло торжеством, в руках она сжимала темный сверток.
Инспектор покачал головой и сказал:
- Спокойнее, констебль, спокойнее.
Но Харрис его не слушала.
- Нашли, сэр, вы представляете, нашли!
- Так, - быстро сказал инспектор, - я вынужден прервать нашу беседу с вами, мисс Парвати. Не могли бы Вы эээ…. выйти на некоторое время…
- Да, инспектор, я все понимаю, - с этими словами мисс Парвати поднялась с кресла и вышла из комнаты. У самой двери она бросила быстрый взгляд на предмет в руках констебля. Когда она закрыла за собой дверь, инспектор сказал Харрис как можно мягче:
- Констебль, я понимаю Вашу бурную радость, но не стоит вбегать и прерывать допрос…
- Да, сэр, я понимаю, сэр, и очень сожалею, сэр, - зачастила Харрис, но раскаяния в ее голосе как-то не чувствовалось. – Посмотрите, сэр.
И она одним ловким движением расправила сверток, оказавшийся, как и ожидал инспектор, черным платьем с перламутровыми пуговицами.
- Смотрите сюда, инспектор, - и она указала на торчащие нитки около самого верха платья. Инспектор достал из кармана пиджака лупу и тщательно изучил место, де раньше располагалась пуговица.
- Так, так, любопытно. А ведь это платье очень похоже на то, что мы нашли в потайной комнате лорда, не так ли, Харрис?
- Очень похоже, сэр.
- И пуговицы там такие же… - задумчиво сказал инспектор.
- Да, инспектор.
- Похоже, пора побеседовать с Ее Светлостью. Констебль, найдите Дженкинса и попросите привести сюда леди Бодиброк.
- Да, сэр.
Констебль вышла, а инспектор подошел к большому окну гостиной. Солнце клонилось к закату, длинные тени деревьев расчерчивали газон темными линиями. Инспектор побарабанил пальцами по оконному стеклу. Пасторальный пейзаж за окном внушал ему, привыкшему к кирпично-асфальтным городским видам, чувство умиротворения и в то же время подспудной тревоги. Сад выглядел слишком уж идеально, слишком аккуратно, в этом инспектору виделся какой-то непонятный подвох. За время своей полицейской карьеры инспектор слишком часто видел уродство, живущее за внешней красотой. В каждом прекрасном саду живет змей, и инспектор боялся, что ему скоро придется с этим змеем столкнуться.
Его размышления прервал звук открывающейся двери. Он обернулся и увидел, как в комнату неспешно и уверенно входит высокая, статная женщина в старомодном платье. За ней следовала Харрис.
- Здравствуйте, я – леди Бодиброк, - очень спокойно сказала женщина.
- Добрый день, миледи, я – инспектор Лестрейд.
- Лестрейд? – Она слабо улыбнулась. – Как в рассказах о Шерлоке Холмса?
- Это был мой дедушка, - объяснил инспектор.
- Вот даже как? Значит, полицейская работа у вас в крови.
- Да, что-то вроде того.
- Можно, я сяду?
- Ах, да, конечно, - спохватился инспектор, - Вот сюда, на стул, а я напротив вас.
Леди присела на стул, инспектор тоже сел. Харрис тихо пробралась в свое любимое кресло в углу. В комнате повисла тишина. Инспектор изучал взглядом сидящую напротив женщину. Ее Светлость трудно было назвать красавицей, но было в ее лице что-то приковывающее взгляд. Мягкие губы, не слишком полные и не слишком узкие, точеный носик, синие глаза с длинными ресницами, вьющиеся рыжеватые волосы. На лице странное выражение – спокойное, кроткое, и в то же время немножечко, совсем чуть-чуть кокетливое, как будто она втайне сама собой любуется и приглашает других полюбоваться собой. Леди терпеливо выдерживала изучающий взгляд инспектора, похоже, она привыкла к таким взглядам, а инспектор думал о том, что все обитатели этого дома слишком уж идеальны. Идеальный дворецкий, идеальная старшая горничная, идеальный секретарь, идеальная леди. Но все же в этом идеальном доме произошло убийство, и совершил его кто-то из этих идеальных домочадцев, напомнил себе инспектор. И теперь надо вычислить этого мерзавца и передать его в руки правосудия.
- Скажите, миледи, - наконец нарушил молчание инспектор, - как вы думаете, кому лорд оставил в наследство этот дом?
- Ну, скорее всего, Генри, нашему сыну…
- А вы?
- Получу какую-нибудь сумму… содержание… Не знаю, не думала об этом…, - леди явно смешалась, застигнутая врасплох таким вопросом.
- Понятно, вы слишком шокированы смертью лорда.
- Да, конечно, шокирована. Знаете, у него ведь не было врагов. Джеймс был очень добрый человек… Всегда помогал людям… Ни у кого не могло быть причины… А потом – в нашем доме. Кто-то, кто живет здесь… Или это все-таки был грабитель? – с надеждой и волнением спросила она.
- Следствие разберется во всем, миледи, - строго ответил инспектор, - Рано или поздно, но разберется. Скажите... а как вы относились к тому, что ваш муж применял телесные наказания к слугам?
Леди Бодиброк отвела взгляд в сторону:
- А как я должна была относиться? – с горечью сказала она. -Ээто его дом и его слуги. Эта традиция существует здесь многие поколения… А потом, Джеймс, он никогда не злоупотреблял… Он был очень добрый человек, поймите, инспектор… он понимал, что это отвратительно, мерзко, но сделать ничего не мог. Это проклятие рода… Я читала хроники семьи Бодиброков, все эти книги наказаний, воспоминания. За многие поколения. Это было отвратительно, инспектор. Среди Бодиброков порой рождались такие чудовища… Мой Джеймс был настоящим ангелом по сравнению с ними… Он пытался бороться с этим… увлечением, но оно было сильнее.
- Пытался бороться? – сомневающимся тоном спросил инспектор. - А мне казалось, что он получал от этого удовольствие.
Леди Бодиброк глубоко вздохнула и ответила сдавленно:
- Да, конечно, он получал удовольствие. Я Вам даже больше скажу, инспектор, он не мог без этого… как бы сказать… просто – не мог. А ведь ему нужен был наследник. И я была вынуждена…, - ее голос прервался всхлипом, - меня, взрослую женщину… из приличной семьи… И ведь это было не один раз…
Она достала из кармана платья платок и вытерла глаза судорожным движением. Инспектор молчал, пораженный столь неожиданной откровенностью. Впрочем, леди быстро взяла себя в руки и продолжила:
- Я хотела развестись с ним, но я не хотела скандала. Я решила… перетерпеть. Но потом, когда родился Джеймс, я сказала, что больше никогда, что я больше не хочу такого унижения… Он не возражал. У него ведь были служанки, а в Лондоне были… дамы определенного сорта, согласные на любые… действия.
– А Вы случайно не знаете, как зовут этих дам? – осторожно поинтересовался инспектор.
- Нет, конечно, меня это никогда не интересовало.
- Жаль. А кто из служанок находился с лордом в… ммм… близких отношениях, вы тоже не знаете?
- Нет, - чуть помедлив, ответила леди. – Не знаю…
- Ладно, допустим. Скажите, а что вы делали вчера после десяти часов вечера?
- Какое это имеет отношение? А, это время, когда Джеймса… Да ничего не делала. В смысле, что ничего такого… Почитала что-то перед сном, не помню…
- И вниз, на первый этаж вы в это время не спускались?
- Вниз? Зачем? Что мне там делать? Да еще в такое время.
Инспектор секунду поколебался, сомневаясь, стоит ли сразу выкладывать на стол козыри, но все же решился:
- У меня есть свидетель, утверждающий, что видел вас вчера в половине двенадцатого на лестнице между первым и вторым этажом.
- Меня? Да нет, это смешно…. Этот ваш свидетель просто ошибся…
- Свидетель также утверждает, - спокойно продолжал гнуть свою линию инспектор, - что на вас было надето черное платье. Констебль будьте добры, продемонстрируйте.
Харрис встала с кресла и развернула платье, которое все это время держала в руках.
- Да, это мое платье, - пролепетала леди, - но я не понимаю.
- Дело в том, - очень мягко сказал инспектор, - что в руке покойного лорда была зажата пуговица от этого самого платья.
В комнате повисла драматичная тишина, которую прервал страшный крик вскочившей со стула и страшно побледневшей леди Бодиброк:
- Нет, не может быть!!
И как раз в это самое мгновение дверь в комнату распахнулась, в неё влетела разъяренная женщина и кинулась к инспектору. Харрис мгновенно швырнула платье на кресло и рванулась наперерез. Завязалась бурная, но коротка потасовка, победителем в которой вышла констебль, ловким приемом заломившая своей противнице руку за спину.
- Так, так, - весело сказал инспектор, узнав в ворвавшейся женщине мисс Парвати - кто это у нас тут буянит?
- Не смейте! - крикнула та в ответ. - Не смейте обвинять Елену! Она не могла этого сделать!
- Вот как? Но, простите, откуда такая уверенность?
- Отпустите ее, - негромко сказала леди Бодиброк, - а ты, Лакшми, успокойся, пожалуйста.
- Да, миледи, - неожиданно тихо сказала та.
- Отпустите ее, констебль, - приказал инспектор.
Харрис отпустила руку мисс Парвати, но осталась стоять рядом с ней.
- Итак, - продолжил инспектор, - насколько я понимаю, вы, мисс Парвати, собираетесь сделать некое официальное заявление.
- Да, именно это я и собираюсь сделать, - воинственно заявила Парвати.
- Не надо, Лакшми, - простонала миледи.
- Я хочу защитить тебя, Елена, и я это сделаю. Так вот, инспектор, я вам официально заявляю, что ваш свидетель, кем бы он не был, лгун и прохвост. Вчера, в половине двенадцатого, миледи никак не могла находиться на лестнице, так как в это время она была в своей спальне, и я была там вместе с ней!
- Вот оно как, - пробормотал инспектор. Леди Бодиброк глубоко вздохнула и села обратно на стул.
- Зря ты так, Лакшми, все равно у них ничего нет против меня, - устало сказала она
- А что же, - возмутилась Парвати, - я должна была молча слушать у двери, как эта полицейская ищейка над тобой издевается.
- Не слушать, а подслушивать, - ехидно вставила Харрис, но на нее никто не обратил внимания.
- И вообще, покажите мне этого вашего свидетеля, я лично плюну ему в рожу. Хотя... я знаю, кто это! Старая гадина Гудрайт! Она ненавидит нас. Гнусная ханжа! У нее давно сдвинулась крыша от того, что ее никто никогда не...
- Хватит, Лакшми, - строго сказала миледи, - да, Гудрайт нас с тобой не любит, но она никогда не станет врать. Она патологически честна, именно поэтому Джеймс и сделал ее старшей горничной.
Парвати подошла к креслу, наклонилась и обвила рукой шею своей подруги.
- Я никому не позволю тебя обижать, Елена, никому, - громко и страстно прошептала она.
- Спасибо, Лакшми, спасибо, - миледи нежно провела ладонью по руке Парвати. - У вас есть еще вопросы, инспектор?
- Нет, миледи, думаю, на сегодня хватит.
- В таком случае – до завтра.
Миледи встала, небрежно, свысока кивнула инспектору и направилась к выходу. Парвати последовала за ней.
***
- Что же, это была очень неплохая версия, не так ли, Харрис?
- Ну почему же была, сэр? Мне как-то не очень понравились объяснения этих дамочек. Они могли вдвоем убить лорда, а потом договориться о показаниях. А потом, еще ведь остается вопрос о пуговице.
- Да, это верно, пуговица остается уликой против Ее Светлости.
- Запутанное получается дело, сэр.
- Да нет, на самом деле ничего страшного. Вы ведь уже год в полиции, Харрис, пора бы уже понять, что самые легкие дела – это те, в которых есть четко очерченный круг подозреваемых. Гораздо хуже, когда на человека нападут на темной улице, оглушат, разденут до нитки, а он даже примет толком вспомнить не может. Или выловят в Темзе труп – без документов, без особых примет. Кто такой, откуда взялся? И повисает дело. А начальство наседает – бездельники, лодыри. Будешь тут бездельником – когда ни зацепок, ни свидетелей, вообще ничего. Но про это в книгах не пишут. И в кино не снимают. А наш случай – ничего сложного. Убийца занервничает и проколется. Мы его возьмем, Харрис, и очень скоро.
- Хорошо бы, сэр, мне как-то не хочется долго здесь оставаться. Очень уж мрачным местом оказался этот замок.
- Да, это точно.
После короткой паузы Харрис спросила:
- Скажите, инспектор, а Вы ведь подозревали, что между Парвати и миледи не все чисто?
- Да, подозревал. Все просто, констебль. Леди Бодиброк, в отличие от своего мужа, отнюдь не сторонница телесных наказаний, Вы сами могли в этом убедиться. Но помните, Дженкинс сказал, что она поддержала его идею о жестоком наказании для Гудрайт. Это было странно. К тому же, я все пытался понять, из-за чего же Гудрайт так взъелась на Парвати. Это ведь было что-то такое, о чем ни ей, ни Дженкинсу не хотелось говорить, что-то такое, что они считали постыдным. Но я, конечно, никак не думал, что истина так быстро вылезет наружу. Тут уж чистое везение.
- Даааа, сэр, - протянула с уважением Харрис, - я бы в жизни о таком не подумала. Весело живут господа аристократы. Хозяин дома развлекается поркой слуг, хозяйка – лесбиянка. Интересно, что за скелет спрятан в шкафу у их сыночка?
- Да, это очень интересный вопрос, тем более что следующим на очереди как раз он.
Инспектор встал, потянулся и с тревогой посмотрел в окно.
- Уже темнеет. А впереди еще куча дел. Надеюсь, вас никто не ждет в Лондоне.
- Нет, сэр. Кстати, нам совсем не обязательно возвращаться в Лондон.
- В смысле?
- Можем остаться здесь. Я спросила у Дженкинса, он сказал, что может выделить для Вас гостевую спальню, а мне предложил переночевать в одной из комнат внизу. У Дженкинса очень четкие представления о субординации, - добавила она и фыркнула.
Инспектор засмеялся в ответ.
- Да уж, это точно. Ну ладно, думаю, стоит воспользоваться этим любезным приглашением. А завтра с утра продолжим.
- Скажите, инспектор, - неожиданно спросила Харрис, - а вы ведь не женаты?
- Ээ, - протянул застигнутый врасплох инспектор, - а к чему вы...
- Да так, просто странно. Такой симпатичный мужчина, к тому же инспектор полиции...
Лестрейд покраснел.
- А почему вы, констебль, до сих пор не замужем? - попытался перевести тему он.
- Что это значит до сих пор? - возмутилась Харрис, - Вы меня, что, в старые девы записали? Вот уж не надо. Я еще молода, у меня еще есть время выбрать себе подходящего мужа. До сих пор, ну надо же.
- Вот что, констебль, - сурово скзал инспектор, - давайте оставим этот разговор. Нам с вами надо провести последний на сегодня допрос. Пригласите сюда Генри Бодиброка.
- Слушаюсь, сэр!
У самой двери Харрис остановилась, обернулась и с грустью сказала:
- А все-таки это нехорошо, сэр.
- Что нехорошо, Харрис?
- Что и Вы, и я можем остаться на ночь в чужом доме... и никто не будет за нас волноваться, никто не будет ждать. Есть в этом что-то... несправедливое.
Лестрейд ничего не ответил.
***
Как и ожидал инспектор, Генри Бодиброк выглядел как типичный молодой аристократ. Не очень красивое, но приятное и располагающее лицо, спортивное телосложение. Сразу видно – достойный студент какого-нибудь элитного колледжа, учится средне, зато успешно выступает на соревнованиях, приятельствует с такими же молодыми аристократами, как и он сам, ни в чем криминальном никогда замечен не был, ну разве что задержание за какую-нибудь дурацкую выходку в нетрезвом виде, но для молодого аристократа – это только в плюс, что он за аристократ, если не чудил в молодости?
Молодой лорд сразу же проявил себя истинным либералом, предложив инспектору называть его просто Генри, и вообще вел себя дружелюбно и непринужденно. Рассказал вкратце о своей учебе в Оксфорде, о том, что приехал домой на три недели, потом собирался в Ниццу с друзьями, и вот, такая незадача, теперь совсем не до Ниццы.
- Скажите, Генри, - небрежно поинтересовался инспектор, - а вы ведь не слишком часто бываете в этом доме.
- Это точно, сэр, - Генри негромко хмыкнул, - То школа, то колледж. Я сюда только на каникулы и приезжаю. Да и то не всегда. Но я особо не переживаю. Здесь скучновато. Нет, конечно, хорошо, что природа и все такое. Гости иногда собираются. А так, мне здесь за пару недель становится до одури тоскливо. Маму только жалко. Она всегда так радуется, когда я приезжаю...
- А отец? - спросил инспектор. - Он радовался?
- Ну, в общем, да. У нас со стариком всегда были хорошие отношения. Он, правда, всегда ворчал, что мне надо больше учиться и поменьше спортом заниматься. Но заметьте, мои кубки он поставил на полку в кабинете. И перед гостями всегда ими хвастался.
- Понятно. Скажите, Генри, а вы знали о том, что ваш отец применяет к слугам телесные наказания?
- Хм, знал, конечно. В этом доме вообще тяжело что-нибудь скрыть. У всех слишком длинные языки. Правда, в детстве я как-то не обращал внимания.
- И как вы к этому относились?
- Как относился? А что, по-моему, у каждого человека могут быть свои причуды. В конце концов, он очень хорошо платил – и заранее об этом предупреждал. Это, кстати, не так уж и редко встречается.
- Что?
- Наказания слуг. Об этом, конечно, никогда не говорят вслух. Но реально такая практика сохранилась во многих домах.
- Вот даже как, - инспектор был искренне удивлен.
- В школе об этом, бывало, упоминали. Да и потом, в колледже.
Инспектор покачал головой и вздохнул.
- Скажите, где вы были вчера с десяти часов вечера?
- Да нигде не был… Ну, в смысле, где здесь можно быть. Дискотеки нет, паба – тоже нет. Спать ложатся рано. Деревня, настоящая деревня. Вот и сидел у себя в комнате – телевизор смотрел, хорошо хоть здесь спутниковое телевидение есть. А иначе – просто свихнуться можно было бы.
- Понятно, - кивнул инспектор, - и ничего такого подозрительного не видели, не слышали?
- Нет, ничего. Да и что здесь может быть? Скучный старый дом.
- Ну, не скажите, не такой уж он и скучный. Все-таки народу здесь не так уж и мало. И в основном женского пола...
- Ха, инспектор, тут вы правы. Только вот приезжаю я ненадолго, нет времени с кем-нибудь закрутить романчик. Да и есть тут такая Гудрайт – следит за девочками как стоглазый Аргус. И чуть что – сразу бежит жаловаться Дженкинсу, а у того не забалуешь.
- Да, это я уже заметил. Но у вашего отца, наверное, в этом отношении не возникало сложностей…
- Ну, конечно, он же все-таки был хозяин дома. Ему ни Гудрайт, ни Дженкинс – не указ.
- Бедняга Дженкинс, - покачал головой инспектор, - с его-то моральными принципами.
- Ага, хотел бы я посмотреть на этого старого осла, когда он узнал про моего отца и Гленн, - молодой лорд слегка хихикнул. – Как его только удар не хватил – не понимаю.
- А как Ее Светлость смотрела на, гм, шалости лорда?
- Да она не очень возражала. По крайней мере, после возвращения Гленн он стал меньше ездить в Сохо. И то неплохо. К тому же она неплохо относится к Гленн, та ведь выросла у нас в доме.
- Даже так? А почему она уехала?
- Дженкинс отправил ее к тете в Стаффоширд, там неплохая школа. Кстати, ее обучение оплачивал отец.
- Понятно. Что ж, Генри, думаю, что на сегодня я узнал достаточно.
- Так я могу идти?
- Да, Генри.
Молодой лорд поднялся со стула, кивнул на прощание инспектору и вышел.
- Что Вы думаете о нем, Харрис? – спросил инспектор устало.
- Симпатичный молодой человек. Вежливый, - Харрис пожала плечами. - Удачно насчет Гленн получилось, сэр, - добавила она.
- Вообще-то, я предполагал что-то в таком роде. Очень уж подозрительно она себя вела во время нашей беседы. Да и потом, вспомните платья в потайной комнате лорда.
- Да, сэр. У Гленн как раз подходящее телосложение…
- Эх, хорошо было бы сейчас с ней побеседовать. Но поздно уже. И боюсь, что она откажется отвечать…
Инспектор выжидательно посмотрел на Харрис. Та недоуменно нахмурилась, а потом ее лицо просветлело:
- Может, мне попробовать с ней поговорить? Неофициально, без протокола.
- Да, я думаю, было бы неплохо… Только вот это может быть опасно…
- Да ладно вам, инспектор. Что тут опасного? Я же не буду на нее давить. Просто узнаю в каких отношениях она была с лордом.
- И порасспросите ее о молодом лорде… И о миледи. Нам нужно больше информации.
- Хорошо, инспектор.
- И зайдите на кухню, попросите, чтобы принесли еще чаю.
- Да, инспектор.
Харрис вышла из комнаты, а Лестрейд снова подошел к окну. Солнце уже садилось, в багровом свете сад за окном выглядел странно и немного зловеще, как будто сад только теперь осознал, что же произошло прошлой ночью, и облекся в багровый траур по своему хозяину.
Инспектор выпил чай, принесенный Лили, затем откинулся на спинку стула и погрузился в размышления, прокручивая в памяти все произошедшее за сегодняшний день. Когда он отвлекся от своих раздумий, за окном уже ощутимо стемнело. Инспектор с некоторой тревогой посмотрел на часы. Прошло уже больше получаса, а Харрис все не возвращалась. Инспектор понимал, что женский разговор может затянуться и гораздо дольше, чем на полчаса, но все равно отсутствие напарницы его несколько смущало.
Инспектор вышел из гостиной, прошел через коридор, спустился в холл. Тут он понял, что не очень-то ориентируется в планировке дома, а вокруг как-то не наблюдалось никого, кто мог хотя бы указать, в какой коридор идти. Дом словно вымер, кругом царила неестественная тишина. Инспектор напряженно осмотрелся вокруг и услышал чей-то голос за спиной:
- Что-то ищете, инспектор?
Инспектор резко развернулся, а его рука рефлекторно нырнула под пиджак и легла на рукоять пистолета. В десяти шагах от него стояла Гленн Дженкинс.
- Не что-то, а кого-то, - сказал инспектор напряженно, - а точнее – констебля Харрис.
- Ах, сэр, я как раз шла к вам, чтобы сообщить, что констебль ждет вас в подвале.
- А что она там делает? - недоуменно спросил инспектор. Ему очень не нравился бегающий взгляд Гленн и бледность на ее лице. Весь ее вид буквально кричал о том, что девушка чувствует себя в чем-то виновной.
- Констебль сказала, что обнаружила что-то такое, от чего не может отойти. И она просила вас прийти к ней, - Гленн слегка улыбнулась, и эта улыбка инспектору совсем не понравилась.
Лестрейд покрепче ухватил рукоять пистолета и сказал:
- Сдается мне, что вы что-то не договариваете, миссис Дженкинс.
- Да что вы, сэр, - неискренне удивилась Гленн, - ну ладно, как хотите, я вам передала слова констебля, а теперь пойду, - с этими словами Гленн повернулась.
- Стоять! - крикнул инспектор и достал пистолет. - Вот что, миссис Дженкинс, сейчас вы проводите меня к констеблю Харрис. Вы идите вперед, а я за вами в пяти шагах. Попытаетесь приблизиться ко мне ближе, чем на пять шагов, и я прострелю Вам ногу. Это понятно?
Гленн фыркнула.
- Однако, не думала, что Вы такой трусишка, инспектор. Так боитесь одну безоружную девушку, что готовы стрелять.
- Ведите меня к констеблю, - приказал инспектор, пропустив мимо ушей насмешку.
- Что ж. Идемте.
И Гленн двинулась по левому коридору. Инспектор осторожно последовал за ней. Ситуация ему очень не нравилась. Его не оставляло подозрение, что он чего-то или кого-то не учел. Но и медлить тоже было нельзя, ведь он не знал, что произошло с Харрис и что может произойти.
Инспектор всмотрелся в спину идущей впереди Гленн и попытался мысленно переодеть ее из униформы служанки в черное платье с перламутровыми пуговицами и светлый парик. Гленн со спины действительно выглядела очень похоже на леди Бодиброк, возможно, именно поэтому милорд и обратил на нее свое внимание.
Тем временем коридор закончился. И закончился он ни чем иным как приоткрытой тяжелой железной дверью. Гленн остановилась около двери и громко сказала:
- Вот и все. Мы пришли.
Лестрейд издали заглянул в дверь, но ничего толком не разглядел, за дверью было слишком тусклое освещение.
- Идите вперед, Гленн, - приказал инспектор. Та пожала плечами и шагнула за порог.
- Что же Вы, инспектор, смелее, - подбодрила она, полуобернувшись, и ушла куда-то вбок, так что инспектор уже не мог ее разглядеть. Он коротко выругался и шагнул следом за ней, повернувшись в ту же сторону, куда повернула Гленн. И когда сзади на его голову обрушилось что-то тяжелое и твердое, последней его мыслью было то, что слова Гленн «мы пришли» явно предназначались не ему.
***
Сознание возвращалось медленно. Сначала инспектор услышал громкий женский голос, истеричный, с визгливыми интонациями. Женщине отвечал негромкий и насмешливый баритон, инспектору даже сначала показалось, что он слушает какую-то дурацкую мыльную оперу по радио. Потом в разговор вклинилась другая женщина, она что-то выкрикнула резко и зло, ее голос показался инспектору знакомым. Женщина в форме, красивая, подвижная... Харрис! Инспектор мгновенно вздернул голову и открыл глаза. Точнее, это ему показалось, что он все сделал резко, на самом деле он лишь слегка пошевельнулся и с трудом раздвинул веки. Но это движение не прошло незамеченным.
- Что ж, я вижу, что вы, инспектор наконец-то присоединились к нам, Я очень рад. Честно, очень рад. Мы тут затеяли небольшое представленьице, а вы - наш единственный зритель. Так что – добро пожаловать!
Этот голос тоже был знаком инспектору.
- Генри, - прошептал он и поморщился. Звуки собственного голоса отдавались волнами боли в голове.
- О, я вижу, мой удар не отшиб вам мозги! Отлично. Мне хотелось, чтобы Вы были в полном сознании и могли насладиться нашим спектаклем.
- Как вы, инспектор? - а это уже была Харрис. Инспектор попытался сфокусировать взгляд в том направлении, откуда доносился звук, и это ему удалось. Картина, открывшаяся перед инспектором, повергла его в шок. Харрис лежала, привязанная к странной конструкции, очень похожей на ту, что стояла в потайной комнате лорда, но более сложной. Отличие состояло в том, что к этой штуковине спереди были приделаны две высокие деревянные палки, Не нужно было обладать богатой фантазией, чтобы понять, что эти палки служат для привязывания жертвы за руки в стоячем положении. Насколько мог видеть инспектор (а он смотрел сзади и чуть сбоку), Харрис была обнажена. Лестрейд не видел веревок, но что-то ему подсказывало, что констебль ни за что не стала бы добровольно лежать на этой зловещей конструкции.
- Ну как, налюбовались, инспектор? - язвительно поинтересовался Генри Бодиброк, стоящий около Харрис. - Симпатичное зрелище, не правда ли? Мне тоже очень нравится. Жаль, что вы не можете видеть ее лица. Понимаете. Чем-то приходится жертвовать. Либо задняя часть, либо передняя. Конечно, если бы здесь было зеркало, то мы с вами могли бы насладиться вдвойне приятным зрелищем. Но, увы, зеркала здесь нет.
- Хар... рис, - произнес инспектор, с трудом двигая языком. Он уже понял, что его руки крепко привязаны к ручкам кресла. Ноги были свободны, но это не слишком-то обнадеживало.
- Все нормально, инспектор, - крикнула Харрис, изогнувшись, насколько позволяли веревки.
- Нормально? - вмешался Генри. - Ха, да у вас отличное чувство юмора, констебль.
- Ген... ри, - все так же с трудом прошептал инспектор.
- Да, я Вас внимательно слушаю.
- Это... были... вы, - выдохнул инспектор.
- Вы это о чем? Ах, да, про моего отца. Да, инспектор, увы, это был именно я. А вы ведь даже и не подумали на меня, так ведь, инспектор?
- Вы... не выглядели... виноватым, - инспектор почувствовал, что слова даются ему уже с меньшим трудом. Скорее всего, причиной тому был гнев. Гнев на дрянного мальчишку, который обвел его вокруг пальца и еще больший гнев на самого себя, что попал в эту глупую ловушку.
- Черт возьми, похоже, я не зря брал уроки актерского мастерства, - продолжал издеваться юный лорд, - я смог обмануть самого инспектора Лестрейда. Но это было не так уж и сложно. На самом деле, я действительно не выглядел виноватым... потому что я не чувствую себя виноватым. Это был несчастный случай! Старик узнал про нас, про меня и Гленн. Вызвал нас обоих к себе в кабинет и устроил скандал. Я терпеть не могу, когда на меня кричат. Я, в конце концов, его сын и наследник. А он орал на меня как бешеный. Начал обвинять в чем-то. Ну знаете, инспектор, как это бывает во время спора. Кричишь уже и сам не знаешь что. Я сказал ему, что он изменяет моей матери, он еще больше разозлился. Начал орать, что я недостойный сын, еще что-то. Я схватил этот чертов кубок и начал трясти перед его носом. Не знаю, зачем... наверное, хотел показать, что и я чего-то стою. А потом он сказал, что очень жалеет, что не наказывал меня в детстве и что это не поздно исправить. Вот тут-то у меня нервы и сдали. Я ведь бил не слишком сильно, инспектор... Я не хотел убивать... наверное. Хотя знаете что, я ведь в колледже не только в регби играл, я еще кое-чему учился. Помнится, что Фрейд в свое время доказал, что несчастных случаев не бывает. И за каждым несчастным случаем стоит какое-то желание, вытесненное в бессознательное... Так что, инспектор, очень может быть, что на самом-то деле я хотел убить своего отца и сделал это. Если верить Фрейду, то в этом нет ничего необычного.
После этих слов Генри негромко рассмеялся.
- А потом... Вы одели Гленн... черное платье... и парик.
- Нет, она сама их надела. Но идея, признаться, была моя. Понимаю, что Вы хотите сказать. Рискованная была затея, конечно. Посветиться в коридорах дома в черном платье, но так, чтобы никто не понял, что это Гленн. Но видите, получилось очень удачно. Гудрайт увидела ее на лестнице и приняла за миледи. А Гудрайт – хороший, надежный свидетель. Потом я отрезал от платья пуговицу и вложил ее в руку покойника. А Гленн воспользовалась своим ключом от гардеробной и поменяла платья.
- Вы... хотели обвинить… собственную мать...
- Ну да, а что такого? Она – вполне подходящий кандидат. Во-первых, ей должен достаться в наследство приличный куш, вот вам первый мотив. Во-вторых, она трахается с этой индианкой... как ее там, ну неважно. Вот вам и второй мотив. Ну а потом, она очень нервная и вспыльчивая женщина. Присяжные легко бы поверили в то, что покойный лорд пригрозил ей разводом, а она в припадке ярости его убила.
Инспектор посмотрел на спокойное и доброжелательное лицо Генри, и в его памяти всплыли слова миледи о том, что в их семье порой рождаются настоящие чудовища.
- Ах, какой хороший был план, - продолжил Генри с грустью в голосе. - Все было продумано и рассчитано. И надо же было Гленн так промахнуть. Представляете, инспектор, после нашего с вами разговора, я решил спуститься и поговорить со своей сообщницей. Вхожу я к ней в комнату – и что вижу? Она сидит и беседует с вашей напарницей. А когда увидела меня, то побледнела как смерть и закричала: «Я ничего ей не говорила, Генри!» Нет, ну вы представляете, какая идиотка.
- Нервы, - негромко пробормотал инспектор, - не выдержали…
Генри поморщился:
- Да какие там нервы, просто она – тупая. Ничего, с Гленн я еще разберусь. Сейчас гораздо важнее другое...
- Вам надо решить... что делать с нами.
- Да нет, инспектор, я уже все решил. Посадим вас двоих в машину, откатим подальше от замка, а потом спустим ее с дороги и подожжем. Тут есть один подходящий обрывчик. Получится грустная, но жизненная история. Двое полицейских возвращались в Лондон с задания. Доблестный инспектор Лестрейд не справился с управлением, машина съехала с обрыва, оба полицейских погибли при исполнении служебных обязанностей. Торжественные похороны за счет государства, фотографии на доске памяти ну и тому подобное.
- Почему же вы нас… еще не убили?
- Не хочу напрасно тратить человеческий материал. Видите ли, инспектор, мне давно хотелось узнать пределы человеческой выносливости к боли. И тут удачно представилась такая возможность. Просто дикое везение, иначе не скажешь.
- Чудовище…
- Называйте как хотите, инспектор. Сегодня мне все безразлично. Сегодня сбывается моя мечта.
С этими словами Генри подошел к шкафчику, стоящему около стены, и достал оттуда толстый ремень, прикрепленный к деревянной рукояти. Присмотревшись, инспектор увидел, что ремень разрезан вдоль на две части.
- Пожалуй, начнем с этого, - спокойно произнес Генри. - Это весьма популярная вещь шотландского происхождения. При грамотном применении не повреждает кожу, но впечатления от нее весьма болезненны. Вам, констебль, я бы посоветовал расслабиться. Так вы будете испытывать меньше боли и сможете выдержать больше ударов. Мне бы очень хотелось, чтобы наше представление продолжалось как можно дольше...
С этими словами Генри очень медленно, явно наслаждаясь каждым своим движением, подошел к Харрис, встал поровнее и завел руку с ремнем за голову, а потом внезапно и очень быстро обрушил ремень на ягодицы жертвы. Харрис вздрогнула и издала то ли вскрик, то ли всхлип.
- Кричите, констебль, - сквозь зубы процедил Генри, - кричите как можно громче. Ну же!
И он еще раз ударил ремнем по ягодицам Харрис, Дальше Генри уже не отвлекался на разговоры, а целиком сосредоточился на порке. Удары он наносил равномерно и очень сильно, но старался он зря. В подвале были слышны только свист ремня, оканчивавшийся сочным хлопком по голому телу. Харрис после первого вскрика взяла себя в руки и хранила молчание, так что инспектор даже почувствовал гордость за нее, но что-то подсказывало ему, что продержится она недолго.
Порка ремнем продолжалась и продолжалась. Харрис вздрагивала от ударов, а инспектору казалось, что она никогда не кончится, и что он теперь вечно будет сидеть привязанный к креслу и наблюдать за этой страшной процедурой. Но вот Генри остановился и сказал, утирая пот со лба:
- Что ж, для начала неплохо. Как Вы находите этот красный оттенок, инспектор? Не правда ли, замечательно? Но пока нам стоит сделать перерыв. Мне надо отдохнуть, да и констебль Харрис тоже. Видите ли, инспектор, при продолжительном болевом воздействии чувства человека начинают притупляться. Боль не чувствуется так интенсивно, как в самом начале наказания. Поэтому для того, чтобы констебль могла прочувствовать всю полноту ощущений, мы будем делать короткие перерывы.
Генри подошел ближе к инспектору, но, к сожалению, не настолько близко, чтобы можно было достать его ногой.
- Кроме того, нам пришла пора сменить инструмент воздействия. Здесь есть столько интересных штучек, хочется все попробовать. Да и констеблю будет интересно – каждый раз новые ощущения.
И Генри рассмеялся, запрокинув голову. Смех его звучал легко и непринужденно, так смеются удачной дружеской шутке или при просмотре старой, давно привычной, но до сих пор смешной комедии. Инспектор содрогнулся, услышав этот смех, настолько эта легкость и непринужденность не соответствовали предыдущим словам молодого лорда. Отсмеявшись, Генри продолжил:
- А пока, инспектор, я расскажу вам кое-что. Вы, помнится, спрашивали, знал ли я о наказаниях слуг в нашем доме. Я узнал об этом скорее случайно. Мне никто никогда об этом не рассказывал, но я знал, всегда знал, что в нашем доме есть какая-то тайна. Я замечал, что моя гувернантка очень переживает, когда я хулиганю или делаю что-то не так... Причем в этом страхе было что-то такое... как бы это сказать... она боялась не за меня и не за свое место в доме. Она боялась чего-то другого. И мне хотелось знать, чего именно. Помню, один раз я что-то такое опять натворил, и отец вызвал ее к себе. Она вернулась вся в слезах, с покрасневшим лицом, сказала, что Его Светлость накричал на нее. Но я не поверил, я почувствовал, не знаю как, ее унижение, ее боль. И мне понравилось это ощущение. В следующий раз, когда ее вызвали, я прокрался в сад и залез на дерево напротив окна отцовского кабинета. Догадываетесь, что я там увидел, инспектор?
Генри поднял глаза к потолку и заговорил мечтательно, как в бреду:
- Я никогда не забуду этого зрелища... Пока я буду жив, я буду помнить. Она задрала юбку, спустила чулки... трусики. Легла животом на стол... Отец взял в руки трость, прицелился и...
Генри замер, прижав кулаки к груди, по его лицу бродила улыбка. Он весь был там, в своих воспоминаниях.
- Он размахнулся..., - тихо, почти неслышно прошептал Генри, - и он... он ударил. Ах, об одном я только жалел в тот миг. О том, что я не могу слышать за стеклом ее крик. Но она кричала, да, я видел, как содрогалась ее тело, я видел, как она виляет задом, как подпрыгивает при каждом ударе. Ах, какое это было зрелище, инспектор. И как мне хотелось оказаться там, в кабинете. Как не хотелось быть на месте моего отца, как хотелось сжимать в руках трость...
Произнося эти слова, Генри раскачивался на месте, как кобра перед прыжком. Инспектор не мог оторвать взгляд от его лица, на котором не было уже ничего человеческого, один лишь Голод. Но вот Генри пришел в себя, оглянулся, посмотрел на Харрис и с улыбкой сказал:
- Но, кажется, мы отвлеклись. Боюсь, наша подруга немного заскучала. Гленн!
- Да, Генри, - откликнулась Гленн, все это время неподвижно стоявшая в углу.
- Возьми хлыст и взбодри констебля.
После секундного колебания Гленн подошла к шкафчику, вытащила оттуда длинный и гибкий ездовой стек. Потом подошла к Харрис, медленно, неохотно, чувствовалось, что она ни на минуту не получает удовольствия от происходящего. Тем не менее, Гленн размахнулась и вытянула Харрис стеком по ягодицам.
- Слабо, слабо, - поморщился Генри, - ну да ладно, сейчас я сам возьмусь за дело. Но я думаю, мы можем простить юной мисс Дженкинс некоторую неопытность, ведь она впервые пробует себя в дающей, а не принимающей роли. Знаете, инспектор, мы ведь выросли вместе, можно сказать, друзья детства. Потом оба уехали в разных направлениях... и вернулись. Детская привязанность в наших сердцах переродилась во взрослую любовь. Так ведь, Гленн?
- Да, Генри, ты прав, - отозвалась Гленн, но безо всякой радости в голосе, напротив, инспектору показалось, что она с трудом сдерживает слезы.
Генри несколько минут спокойно смотрел, как Гленн орудует стеком. Харрис вздрагивала от ударов, но все так же молчала.
- Все не так, черт возьми, все не так, - пробормотал молодой лорд. - Ладно, Гленн, убери хлыст и дай мне доску. Ту, широкую и тяжелую. До этого, инспектор, была разминка. Сейчас начнется настоящее веселие.
Гленн убрала хлыст и подала молодому лорду толстую деревянную доску с рукоятью. Генри неторопливо подошел к своей жертве.
- Ну что ж, констебль, думаю, пришла пора послушать ваш голосок.
С этими словами он размахнулся и со всей силы вбил доску в ягодицы Харрис. Та издала сдавленный всхлип и напряглась всем телом, пытаясь побороть боль. Инспектор закрыл глаза, он больше не мог смотреть на это зрелище. Но уши заткнуть он не мог.
- Так-так, констебль, начинаем реагировать. Не стесняйтесь, кричите, вы никому не помешаете. Здесь толстые стены.
Инспектор услышал новый звук удара, но на сей раз Харрис смогла сдержать крик. Она смогла сдержаться и на следующем ударе, но на четвертом ее терпение лопнуло, и подвал наполнил судорожный вопль. Теперь каждый удар заканчивался таким же криком, а ударов было много. Слишком много.
Но вот удары прервались, и прозвучал веселый голос Генри:
- Хей, инспектор, вы там не заснули часом? Если так, то мои поздравления – у вас крепкие нервы. Ну что же вы, инспектор… проснись и пой! Здесь есть на что посмотреть.
Инспектор открыл глаза и с ненавистью взглянул на Генри.
- Вот, отлично. Мы как раз закончили второе действие нашего спектакля. Сейчас сделаем маленький антракт. Подождем и посмотрим, как задница мисс Харрис наливается очаровательным фиолетовым цветом. Смотрите же, инспектор.
Генри наклонился и провел ладонью по ягодицам Харрис.
- Не правда ли, чудесное зрелище? Посмотрите, как она вздрагивает от моих прикосновений, какой чувствительной... какой ранимой стала ее кожа.
Инспектор с ужасом увидел, что кожа на ягодицах Харрис действительно приобрела багровый оттенок, а на тех двух местах, куда приходилась основная сила удара, начали выступать синяки.
- Все-таки, инспектор, - продолжил Генри, все так же водя ладонью по коже своей жертвы. - есть что-то... непередаваемое, что-то невыразимое в такой возможности управлять человеческой болью. Раньше мне никогда не выпадало случая для этого. Были проститутки, но с ними приходилось сдерживаться, я не хотел неприятностей с законом. А тут...
И Генри снова поднял голову к потолку и издал все тот же легкий смех, который так пугал инспектора.
- Кстати, инспектор, раз уж у нас наступил антракт, позвольте я продолжу историю своего детства и юности. Итак, мы остановились на том, что я стал свидетелем телесного наказания гувернантки. Как Ввпонимаете, инспектор, я очень хотел еще раз насладиться этим зрелищам, но природная осторожность подсказывала мне, что не стоит слишком часто лазать по деревьям. Это опасно, к тому же меня могли увидеть, а потом меня отправили в школу и в родном доме я стал бывать только на каникулах. Увы. Но я знал, что некоторые наказания проводятся здесь, в подвале, и я украл у отца ключ. Представляете? Я, наследный лорд Бодиброк опустился до кражи. Настолько сильным было мое желание снова прикоснуться к миру боли и наслаждения. Ах, инспектор, как я могу описать, какие чувства я испытывал, бывая здесь... Рассматривая инструменты наказания, трогая их, сжимая в руках... Сколько сцен проносилось в моей фантазии... Вы знаете, инспектор, что этот подвал – самая старая часть дома? Все остальное было перестроено в девятнадцатом веке, а вот подвал остался в неизменности. Представьте только, сколько всего видел этот подвал. Сколько здесь было пролито слез и крови. Сколько прекрасных девичьих задков дрожали от боли. Сколько стонов и криков слышали эти стены. Ах, какое дивное, чудное место. Поистине, ради того, чтобы стать единоличным обладателем такого места, можно убить человека.
- И вы убили, - тихо сказал инспектор.
- Да, я убил, - просто и спокойно подтвердил Генри.
После короткого молчания он продолжил:
- Когда мне исполнилось пятнадцать, отец привел меня к себе в кабинет и сказал: «Сынок, я должен тебе рассказать кое-что, но учти, это большой секрет, ты не должен никому об этом говорить». И он рассказал мне все. Я, конечно, выразил удивление, даже гнев. «Как же так, в наш просвещенный век, наказания слуг, это такая дикость! Как ты можешь, отец?» и все такое. Он чувствовал себя виноватым, очень извинялся, переживал, но самое главное – он достал из сейфа и дал мне почитать архив нашей семьи. Дневники наказаний, воспоминания. Это было фантастическое, завораживающее чтение. Я узнал, что такое настоящая фантазия и что такое настоящие наказания... Но как жалок казался отец после всего этого. Как жалок с его дюжиной тростью, двумя дюжинами ремнем... Какие мелочи, когда он мог развернуться по-настоящему, так, как это делали предки. Дюжина ударов тростью для взрослой здоровой женщины – это бред, нонсенс! У моего прадеда три дюжины считались минимальным наказанием и выдавались по любому, самому мелкому поводу. А тут – одна дюжина. Смех, да и только.
Генри покачал головой и снова подошел к шкафу.
- Ну раз уж мы заговорили о трости... думаю, сейчас самое время к ней и перейти. Констебль уже немного отдохнула, я – тоже.
С этими словами Генри извлек из шкафа длинную трость с закругленной рукоятью:
- Начнем, пожалуй, с этой. Там есть более толстая, но до нее дойдет свой черед.
Он подошел к Харрис, встал сбоку и медленно провел тростью по ее ягодицам.
- Ах, инспектор, первый удар – это как первый поцелуй. Он уже никогда не повторится. К нему готовишься, его ждешь... С ним нельзя торопиться, но и опаздывать тоже нельзя...
Генри взмахнул рукой, как дирижер и легко ударил. Харрис вскрикнула.
- Нет, нет, констебль, пока еще не так больно. Это пока что только легкие покусывания. Прелюдия перед величественной симфонией страдания.
Генри продолжил наносить удары средней силы. Но, судя по всхлипам Харрис, её кожа стала настолько болезненной, что она страдала даже от несильных ударов. Инспектор снова закрыл глаза. Генри, увлеченный истязанием, этого не заметил. Он продолжал бить. Методично, четко, в одном и том же ритме. После каждого удара Харрис судорожно всхлипывала и билась всем телом.
- Ну что ж, инспектор, - сказал Генри, остановившись после очередного удара, - сейчас, конечно, стоило бы сделать перерыв, но я уже не хочу прерываться. Сейчас начинается серьезная игра. Не закрывайте глаза, инспектор, не закрывайте глаза. Таким зрелищем можно насладиться лишь раз в жизни.
Генри развернулся, поднял руку, напрягся всем туловищем и всадил трость в тело Харрис со всей силой, на которую был способен. Констебль издала утробный вой так, как будто с нее живой сдирали кожу.
- Прекратит, прекратите, пожалуйста, хватит! - закричал инспектор, но Генри его не слушал. Он наслаждался каждым движением, каждым изгибом своей жертвы, каждым судорожным вдохом, переходившим в судорожный, дикий крик. Инспектор с ужасом наблюдал за истязанием. Он не мог ни отвести глаз, ни закрыть их. Это было невероятно ужасно и в то же время невероятно притягательно. В этот момент инспектор чувствовал что-то очень отдаленно, но все же сходное с тем, что чувствовал Генри.
Трость врезалась в плоть Харрис с глухим чмоканьем, при каждом ударе жертва напрягалась всем телом, рвалась из пут, но ничего не могла сделать. Трость настигала ее раз за разом, раз за разом. Инспектор видел, как ее ребра расширяются, чтобы дать возможность легким набрать побольше воздуха и потом вытолкнуть его в жутком животном крике. Слышал тяжелое, возбужденное дыхание Генри.
- Что, инспектор, не нравится? - спросил Генри, остановившись на миг. - А зря. Смотрите, уже и кровь показалась.
Инспектор взглянул. Действительно, на ягодицах несчастной Харрис выступила кровь.
- Скоро крови станет больше, потом еще больше, - как будто в полузабытьи бормотал Генри, - потом она потеряет сознание, но я дам ей отдохнуть. Да, я дам ей отдохнуть, прийти в себя. У нас ведь впереди еще очень много чего. У нас еще есть плеть, замечательная плеть. Вы ведь хотите попробовать моей плети, констебль?
Он обошел станок и нагнулся над Харрис.
- Ну же, констебль, скажите что-нибудь. Или вы можете только кричать?
- Ублюдок, - прошептала Харрис.
- Что? Ублюдок? Да ничего подобного. Я – достойный сын Его Светлости!
- А вот и нет! - Раздался громкий голос с лестницы.
Генри резко развернулся, отбросил трость в сторону и выхватил из-за пояса пистолет. Инспектор поднял голову и увидел, что по лестнице медленно спускается Дженкинс, сжимающий в правой руке длинную крепкую палку.
- А вот и нет, - повторил он свои слова. - Вы вовсе не достойный сын своего отца. У моего покойного хозяина было много недостатков, но он никогда никого не убивал. И он никогда не стал бы истязать женщину, как это делаете вы.
Все это Дженкинс говорил, медленно приближаясь к Генри, и подошел почти в упор. Молодой лорд следил за дворецким безумным взглядом, а потом расхохотался:
- Жалкий старый осел. Зачем ты приперся? Теперь мне придется решать, куда девать еще один труп.
- Папа, - пронзительно закричала Гленн и кинулась к Генри.
- Заткнись, - прорычал Генри, развернулся и ударил Гленн левой ладонью по щеке. В этот момент Дженкинс с неожиданной ловкостью крутанул палку в воздухе и ударил по правой руке Генри, выбив из нее пистолет. Дженкинс взмахнул палкой еще раз, целясь в голову, но Генри отскочил назад с ловкостью бывалого игрока в теннис и попытался ударить старика ногой. Тот увернулся и снова взмахнул палкой. Генри отскочил назад, потом отскочил еще раз, озираясь вокруг в поисках пистолета или другого оружия и совершенно позабыв об инспекторе, сидящем в кресле за его спиной...
Конечно, это нехорошо – бить человека сзади. И уж совсем нехорошо – бить его сзади ботинком под колено, но инспектору сейчас было не до соблюдения честных правил. В его ушах все еще стояли жалобные крики Харрис, а в сердце кипела ненависть, которую инспектор вложил в этот удар всю, без остатка. От удара нога Генри подломилась, он закричал от боли и неожиданности, припал на поврежденное колено и полуобернулся к инспектору. На его лице темнела страшная ненависть, такой ненависти инспектор не видел еще никогда и ни у кого, хотя он повидал немало на своем веку. И тут подбежавший Дженкинс наконец-то смог нанести завершающий удар. Генри завалился набок как сноп и распластался на полу.
- Генри, - завизжала Гленн, подбежала к телу молодого лорда, упала на него, прижалась и застыла в таком положении.
Дженкинс стоял над ними, крепко сжимая палку в руках. Его лицо окаменело, а в глазах горела ненависть. Он начал медленно поднимать палку и в этот момент инспектор крикнул:
- Нет!
Дженкинс остановился и недоуменно взглянул на инспектора.
- Не надо, Дженкинс, пожалуйста, не надо, она ведь все-таки ваша дочь.
Дженкинс издал странный всхлипывающий звук, но все же опустил палку. Постояв несколько секунд и справившись со своим волнением, он подошел к креслу.
- Позвольте, инспектор, я Вас развяжу.
- Да уж, будьте так добры, Дженкинс.
- Простите, инспектор, что я не появился раньше, - говорил Дженкинс, развязывая веревки. - Я искал вас по всему дому, но никак не мог подумать про подвал.
- Но дубинку прихватить вы не забыли, - одобрительно заметил инспектор.
- Ну, я решил, что здесь что-то нечисто. А с дубинкой я себя чувствую надежно. Видели бы вы, как я крутил ее в молодости... Но и вы, инспектор, тоже молодец, если бы не ваш удар, кто знает, чем бы все закончилось.
- Да уж, оказалось, что ногами я действую лучше, чем мозгами, - мрачно пошутил инспектор и встал с таким чувством, как будто несёт на плечах чугунный шар вместо головы. Сделав два шага, он почувствовал головокружение и чуть не упал, но Дженкинс вовремя подхватил его.
- Дьявол, - выругался инспектор, - похоже, у меня сотрясение.
- Понятно. Вот что, инспектор, один я не смогу отвести наверх вас и ее. Так что я схожу за помощью. У вас есть наручники?
- Да. Вот они.
- Хорошо. Я прикую лорда к креслу, а Гленн отведу наверх и запру в ее комнате. А вы пока отвяжите констебля.
- Отличный план, - одобрил инспектор.
- Вот вам дубинка, обопритесь на нее.
Инспектор взял дубинку и медленно двинулся в направлении Харрис. За то время, пока он дошел до нее, Дженкинс успел приковать Генри к креслу, поднять с пола вялую и совершенно не сопротивляющуюся Гленн. После этого Дженкинс направился по лестнице к выходу, а инспектор начал распутывать узлы, удерживающие Харрис, стараясь не смотреть на капли крови на ее коже. И тут он услышал тихий шепот:
- Джон...
- Харрис, - обрадовался инспектор, - все в порядке, Харрис, сейчас я вас развяжу... потом придет Дженкинс, вас отнесут наверх, вызовут врача.
- Джон..., - снова прошептала она.
- Что? Что? - с тревогой спросил инспектор.
- Можешь... звать... меня... Джулией...
***
Утро выдалось теплым и солнечным. Инспектор с удовольствием посмотрел на небо, на облака, а потом, уже безо всякого удовольствия, перевел взгляд на дом. Он был рад тому, что дело закончилось и что он больше не увидит этого милого, уютного и роскошно обставленного особняка. Инспектор посмотрел, как констебль Харрис осторожно забирается в машину. Она выглядела уже не такой бледной, как вчера, после того, как ее вынесли из подвала. Приехавший врач обработал ее раны и дал обезболивающее. Но судя по тому, что Харрис не села на сиденье машины, а скорее прилегла, опираясь на правую руку, лечение не слишком-то помогло. Рана на голове инспектора тоже не осталась без внимания, доктор наложил швы и обмотал голову бинтами, но голова все равно еще болела, поэтому за руль инспектор садиться не стал. Впрочем, в этом не было нужды. Вести машину должен был приехавший специально за ним О'Райли. Сейчас он с крайне виноватым видом суетился около Харрис, предлагая ей дополнительные подушки.
Провожать их вышли только Дженкинс и мисс Парвати. Леди Бодиброк с вечера пребывала в нервном шоке, а слуги были заняты своими обычными заботами.
- Что ж, мисс Парвати, прощайте, - сказал инспектор.
- Да, прощайте, инспектор, жаль, что наша встреча оказалась не слишком веселой.
- Что вы теперь собираетесь делать?
- Пока останусь с Еленой, если она не прогонит. У нее будут тяжелые времена. Пресса, допросы, потом процесс. Я буду с ней, чтобы про нас не говорили люди.
- Понятно.
- Знаете, инспектор, это, наверное, тяжело понять, но я... действительно очень привязана к ней, - Парвати задумчиво посмотрела вдаль. - Когда я только появилась в этом доме, она показалась мне гордой и высокомерной. Но потом... Это произошло после того, как лорд первый раз наказал меня. Я была одна в этом доме, ни друзей, никого. Единственным человеком, который проявлял ко мне участие, был лорд Бодиброк. А тут и он повернулся против меня. Мне было очень плохо, инспектор, очень. И тут она пришла ко мне. Миледи, Ее Светлость. Пришла просто поговорить. О семье, о прошлом. И она была такой доброй... и вовсе не высокомерной...
Парвати смолкла. Инспектор смущенно смотрел на нее, не зная, что сказать. Парвати повернулась к нему и сказала:
- И знаете, что я узнала потом, инспектор? Я узнала, что это милорд попросил ее в тот день прийти ко мне, чтобы меня поддержать... Он был очень добрым человеком, инспектор... Очень добрым и очень несчастным... А сейчас прошу меня извинить, но я пойду к Елене. Она ждет меня.
Парвати развернулась и направилась к дому. Дженкинс прочистил горло и сказал:
- Я тоже хочу заверить Вас, инспектор, что покойный лорд был добрым... и хорошим человеком. Не судите о нем по его сыну.
- Хорошо, Дженкинс, не буду, - покорно сказал инспектор.
Они постояли еще некоторое время в молчании. Дженкинс смотрел куда-то вдаль пустым взором. Инспектор покачал головой и тихо промолвил:
- Не переживайте так, Дженкинс. Она ведь не убивала, она всего лишь соучастница. К тому же она молода и никогда не привлекалась к суду. Присяжные поймут, что лорд Генри воспользовался ее доверчивостью...
- Нет, инспектор, - возразил дворецкий, - я переживаю не из-за нее, вернее, не только из-за нее. На судебном процессе всплывает все. И про нее, и про лорда, и про леди. Все, все... Газетчики будут полоскать имя моего хозяина своими грязными языками, будут вынюхивать... Честь семьи Бодиброков... Моя честь...
Дженкинс отвернулся, но инспектор успел заметить слезы на его глазах.
- Простите, инспектор, - глухо сказал дворецкий, прикрыв глаза рукой, - я слишком эмоционален. Я...
Он развернулся, так не закончив фразы, и пошел к дому. Инспектор посмотрел ему вслед и с содроганием сердца увидел, что безукоризненно прямая спина Дженкинса согнулась, как будто внутри него надломился поддерживающий стержень. Инспектор хотел еще раз поблагодарить его, но понял, что лучше не отвлекать Дженкинса от его горя. Лестрейд вздохнул, пожал плечами и направился к машине.
- Садитесь на переднее сиденье, инспектор, - сказал О'Райли, - а то сзади...
- Я вижу, - спокойно сказал инспектор и влез в машину.
- Ну вот и ладненько, вот и все на месте, Только мне.. это... - смущенно произнес О'Райли.
- Что это?
- В дом сбегать надо. Вы уж подождите меня, ладно?
- Куда ж мы денемся? - язвительно поинтересовался Лестрейд.
- Да кто ж вас знает. Мне теперь просто страшно вас одних оставлять.
И О'Райли устремился к дому, на ходу оборачиваясь и бросая тревожные взгляды на машину.
- Вот ведь..., - покачал головой инспектор, - еще и издевается.
Сзади негромко рассмеялась Харрис.
- Ты как там, Джулия?
- Бывало и получше.
- Скажи, Джулия, - неожиданно даже для самого себя выпалил инспектор, - а что ты делаешь сегодня вечером?
И только обернувшись и упершись взглядом в ошарашенные глаза Харрис, он понял, какую глупость только что сморозил.
- Да, Джон, я вижу удар по голове не прошел даром. Но так уж и быть – отвечу на вопрос. Сегодня вечером я буду очень занята втиранием крема от ушибов, который порекомендовал мне доктор, в ту часть моего тела, о которой приличная леди никогда не будет упоминать в обществе джентльмена. Это очень непростая процедура и мне, конечно, пригодился бы помощник, но, боюсь, Джон, мне придется обойтись без твоих услуг.
- Я... эээ..., - простонал инспектор, сгорая от стыда.
- Вот что, Джон, давай вернемся к этому вопросу через недельку, а, может, даже через две. И у меня тоже будет время подумать. Хорошо?
- Да, отлично, просто прекрасно! - выпалил инспектор. - Я буду ждать. Буду очень, очень, очень сильно ждать....
Комментариев нет:
Отправить комментарий